Благодаря железной воле неукротимых летописцев БТ, мы всё же получили возножность ознакомиться с очередной победой "бренда" над самим собой.
Немного о БОЛЬШОМ
Победа данная заключается, в первую очередь, в том, что "бренд" наконец-то сподобился заказать российскому композитору музыку к эксклюзивному балету. Честно говоря, не помню, когда подобное в последний раз случалось. Поэтому приносим благодарность ответственным товарищам, которые осознали, что если не поддерживать отечественного производители серьёзной музыки, то никакой такой музыки и не будет. А теперь вот есть - и слава богу.
Победить такой грандиозный литературный материал, как бессмертное творение уникальнейшего мирового писателя - Михаила Юрьевича Лермонтова - в одиночку приглашённый из далёкого американского Сан-Франциско хореограф российского происхождения Юрий Посохов, видимо, не мог. Поэтому ему в помощь был придан театральный режиссёр господин Серебренников.
Ну что ж - на двоих, так на двоих. Михаила Юрьевича хватит на всех.
Даже на очень многих блестящих танцовщиц и танцовщиков, имеющихся в распоряжении "бренда". Обомлев от такой роскоши, о подобной которой никакие Святые Франциски и мечтать не могут, хореограф с помощью приданного режиссёра порешили задействовать как можно больше уникального человеческого материала и размножили исполнителя Печорина на троих.
Мы, в принципе, ничего против данного хитроумного хода не имеем, поскольку Печорин - он и есть Печорин. Образ множественный и собирательный на все века. Лишний человек во враждебном мире в условиях войны - весь он вышел из Печорина. Хотя до него и был Онегин, и на Западе кое-кто был, если хорошенько подумать. Но всё же размышляя об истоках Раскольникова и Мышкина, героях Ремарка и Хэменгуэя, как-то невольно упираешься именно в Печорина. И как он выглядит - с тем или иным лицом - не так уж и важно. Поэтому хорошо, что мы смогли увидеть сразу стольких блестящих Печориных.
Как хорошо и то, что данное театрально-балетное действо даёт возможность узнавать роман Лермонтова без разгадки особых ребусов, как в недавних балетных премьерах по мотивам других литературных прозведений, которым в этом плане повезло значительно меньше.
И режиссёрские находки и ходы подчас весьма радуют. Как, к примеру, православное и мусульманское погребальное песнопение. Момент этот важен в новелле писателя как политико-культурологически-этически составляющая своего времени. И необыкновенно обострён в наше время. Но вот как передать всю глубину этого пласта лермонтовского шедевра? Как передать приверженность вере, в которой рождён, и уважение к вере того, кого полюбил(а)? И как передатъ равность всех в ином мире перед общим Богом и общей судьбой? На мой взгляд, очень впечатляющее решение было найдено в данной постановке. И Бела как Крест на плечах Печорина, и Бела, уходящая в позе распятия, и мусульманское (?) пение ...
Напряжённейшая музыка первой новеллы, создающая ощущение метущегося внутреннего мира героев - безусловная удача Ильи Демуцкого.
Самым слабым звеном в букете составляющих спектакля мне представляется хореографический текст. Не знаю, конечно, может быть это не вина хореографа, а вина насмотренных любителей балета, узнающих цитаты из великих с первого взгляда. Но монолог Печорина не опознать как подобие монолога Грозного невозможно. А подддерживание умирающей Белы спиной Печорина невозможно не совместить со сценой умирающих Ромео и Джульетты у Григоровича. Размахивание телом умершей, как маятником, непременно приводит к Эсмеральде Пети или Андрея Петрова. А также к "Белоснежке" Прельжокажа...
А сколько неиспользованных возможностей для оригинальной хореографии давала музыка, наполненная восточными мотивами. Но не случилось ни искромётных по-настоящему горных танцев, ни томимых настоящей негой танцев Белы. Зато случились упражнения у балетного станка - приём избитый и каждому балетоману понятно, откуда уведённый. Жаль.
Но в целом атмосферно "Бела", на наше восприятие, вполне удалась. Чему посодействовал и сезановский ярый задник.
"Тамань", как мне кажется, наиболее состоявшаяся хореографически часть балета. Хотя эти бесконечные "нырки" руками и Печорина, как и в первой части, и Слепого, и Янко быстро надоедают и в смысловом отношении представляют из себя абсолютную пустоту: ну надо же что-то современное делать на сцене руками.
Зато Ундина - яростная, страстная, по-чаичьи дикая удалась на славу. И вот эта сущность дикой вольной птицы, повторяющаяся в пластике Янко, создала полное ощущение моря и яростной волны. И если Ундина Екатерины Шипулиной отличалась, в основном, необыкновенным совершенством линий человеческого тела, то Ундина Марии Александровой была овизуаленным неукратимым страстным факелом. Браво обеим примам.
Печорин Овчаренко заслужил похвалы, потому что не уронил партнёршу. А попытка была.
Печорин Лантратова был в образе - и очень влюблён. Что, безусловно, сказалось на качестве дуэтного танца.
Уникального Янко создал выдающийся танцовщик Вячеслав Лопатин.
История с многотонной старухой особой значимости спектаклю не прибавила. Но как забавный режиссёрский каламбур имеет, наверное, право на существование. Особенно, если спектакль смотреть без подготовки и пережить эффект неожиданности. Вопрос - а зачем?
Самым слабым звеном в спектакле из трёх звеньев мне представляется "Княжна Мери". И в первую очередь из-за неудачного либретто. Я уже не знаю, кто из тандема играл там решающую роль, но изменить Лермонтова и заставить Печорина и Грушницкого примитивно ссориться на балу из-за внимания Мери, это значит убить сущность литературного источника. Это значит ничего в нём не понять. И перепутать с "Евгением Онегиным". Трагизм описанных Лермонтовым событий заключается в том, что подлость сталкивается с ещё большей подлостью. Подлость вранья Печорина против подлости преднамеренного убийства Грушницкого. Подлость адюльтера Печорина против подлости оклеветования Мери Грушницким. И подлость секундантов Грушницкого против подлости доктора Вернера, являвшегося соучастником происшедшего с Печориным, но не подавшим последнему после печальных событий руки.
Вот весь данный слой - ради которого, вообще-то, и писалось произведение, был полностью уничтожен либреттистом. Вместо этого - пошлая драка на балу. Пошлый страх Грушницкого, переданный велянием попы перед зрителями. Цитата из Крэнко - преддуэльный монолог Ленского-Грушницкого. Цитаты из Крэнко - дуэты Мери-Печорина. Снабжённые для большей цитатности ещё и музыкальными цитатами из Чайковского. Цитатные па-де-де с Верой: на выбор - из Макмиллана или из Ноймайера...
Возможности уникального кордебалета БТ для постановки роскошных бальных танцев исчерпаны не были за отсутствием предоставленного хореографом танцевального материала. Как, впрочем, отсутствовал данный материал и в танцах основных героев: местами музыка существовала просто в отдельном от происходящего на сцене. Так как на сцене элементарно не происходило ничего. Честно говоря, давно мне не приходилось видеть настолько немузыкальной хореографии, как отдельные куски из "Княжны Мери".
Спасла Мери, безусловно, Захарова. Мощью своего грандиозного дарования создав на сцене незабываемый образ страдания утончённой женской натуры.
И опять не могу не упомянуть цитаты из "великого и могучего" Грига - "свечки-поддержки" томимой неутолимым желанием Мехмене-Бану.
Эх, горькая балетоманская доля!
Мери Анастасии Сташкевич была Сильфидой, Офелией и всеми невесомыми балетными девами вместе взятыми. Но Мери для меня она не была. А её Печорин - Вячеслав Лопатин - любил её так преданно и беззаветно, как и может любить только верный супруг. Замечательный дуэт - но не про то...
Трио - Мери, Вера, Печорин. Выбираем, какой источник нам больше по вкусу: "Сильфида" - Эффи, Сильфида, Джеймс; "Баядерка" - Баядерка, Гамзатти, Солор; "Ручей" - Нуредда, Наила, Джемиль. Вот как-то так из века 21 мы вдруг оказались в начале 19-го ....
Ну что ж - "Герой"-то наш тоже родом оттуда.