Костя. Бруднов. Блистательный, обожаемый и... ненавистный
В доме Клавдии Черменской, звезды свердловской сцены послевоенных лет, регулярно собирались молодые балетоманки. В одну из встреч Клавдия Григорьевна предупредила, чтобы 14 ноября все были в театре — будет танцевать потрясающий артист. Многие, по обыкновению, пришли с фотоаппаратами: тогда разрешали снимать во время спектакля. Одна из тех зрительниц, потрясенная происходившим на сцене, с того дня не пропустила ни одного спектакля, в котором танцевал Бруднов.
«Он приехал к нам состоявшимся танцовщиком. Очень пластичный, невероятно музыкальный. Он мог остановиться посреди балетной вариации и стоять в эффектной позе так, что публика кричала от восторга. Замечательный партнер, с которым у меня, не знаю откуда, брались новые силы. Помню, в «Дон Кихоте» я сделала двойное фуэте, которое раньше никогда не делала, а тут был невероятный подъем. Он обладал каким-то божественным, невероятно утонченным магнетизмом, уносил в грезы не только меня, но и зрителей», — вспоминала народная артистка СССР, первая партнерша Кости Бруднова на свердловской сцене Нина Меновщикова.
В 19 лет он пришел в младший класс Киевского хореографического училища. В 1957 году поехал просматриваться в знаменитое Вагановское. Директор училища Валентин Шелков попросил показать прыжок. Бруднов, посмотрев наверх, спросил: «А у вас везде такие потолки низкие?»... В общежитии собралась неплохая компания: Рудольф Нуриев, Костя, Эгонт Бишоф — впоследствии главный балетмейстер берлинской оперы, однокурсник Бруднова Никита Долгушин жил в Ленинграде и потому в общежитие приходил в гости. Седьмой класс окончили с такими результатами: Долгушин — «5», Бруднов — «4», все остальные — «3». По окончании восьмого, последнего, отличные оценки имели только Бруднов и Долгушин. К выпускному номеру (па-де-де из третьего акта «Лебединого озера») Косте долго подыскивали партнершу. Зубковский, характерный танцовщик, уговорил свою знаменитую жену, Нинель Кургапкину, станцевать с подающим большие надежды выпускником фрагмент. Договорились, что она не будет делать всех полагающихся вариаций, а все время на сцене предоставит Косте. Его бил мандраж — мало того, что выпускной, так еще и танцевать с заслуженной артисткой! Но выдал такие прыжки, что зал буквально взорвался аплодисментами. Потрясенная Кургапкина увезла молодого танцовщика домой отмечать успешный выпуск. Блистательного выпускника пригласили в труппу Кировского театра, что по тем временам было невероятным: иногородних в столицах практически не оставляли. А в коридоре Вагановского появилась золотая табличка с именем одного из лучших выпускников — Константина Бруднова. Потом был Новосибирск, череда блистательных гастролей и встреч с выдающимися балетмейстерами. На сцене Большого театра и Кремлевского Дворца съездов Костя танцевал измененное Григоровичем «Лебединое озеро», «Легенду о Любви», «Ленинградскую симфонию» Шостаковича.
«Советская культура» восторженно писала: «Стихийная танцвальная одаренность, раскованный, вольно проявляемый сценический темперамент, певучесть пластики Бруднова — позволяют надеяться, что со временем он разовьется в большого мастера».
Стать Большим Мастером, в общепринятом понимании, ему не пришлось. Хотя, что это — Большой Мастер? Звания, положение в театре, лучшие партии... Званий не было. Положение в театре... Публика обожала, партнерши боготворили, танцовщики видели в нем не только коллегу, но — соперника. Говорят, в Новосибирске даже натирали пол канифолью, чтобы он упал. Но у не снискавшего «титул» Большого Мастера Кости Бруднова была такая сумасшедшая слава, которой хватило бы на всех мастеров.
В Свердловске, в сезонах 1965—1967 годов его имя не сходило с театральных афиш (они в те годы были именными), в газетах — только превосходные степени, фотографы пытались поймать его феноменальный прыжок, оставить в вечности его точеную диагональ. У него лучшие мужские партии в «Жизели», «Дон Кихоте», «Барышне и Хулигане». «После спектаклей-балетов с участием Константина Бруднова долго не покидает ощущение глубокой удовлетворенности. С первых движений на сцене солист покоряет зал своим обаянием, непосредственностью, вдохновением. Танцор обладает несомненным актерским дарованием, музыкальностью и высокой сценической культурой. Его индивидуальные особенности — лиризм, поэтичность — выражены не только в мягкой пластике движений, но и во всем внешнем облике. Наиболее ярко раскрывается лирическое дарование в партии Альберта в балете «Жизель». Тонкий, изысканный в линиях рисунок танца прекрасно передает нежное чувство сожаления о потерянной любви, которая сильнее самой смерти. Это одна из наиболее удачных партий артиста, может быть, потому, что она созвучна природе его таланта», — писал в середине 60-х «Вечерний Свердловск».
Попасть на спектакли с участием Бруднова было огромным счастьем: спрашивать лишний билетик начинали от университета и трамвайной остановки. Его поклонниками мгновенно стали не только молодые балетоманки, но и политическая элита Свердловска, прочно забронировавшая первые ряды зала оперного театра на все его спектакли. Талантливый, Богом отмеченный танцовщик сочетал филигранную технику и тончайшие драматические оттенки, полутона: то он норовистый, то нежный, то страстный, и всегда переживающий, всегда страдающий. Разный. Красив неземною красотой: торс, руки, ноги — все создано для балета. Поклонники, знающие все его партии наизусть, предугадывая прыжок, настраивали фотоаппарат на определенную точку над сценой. Но он всегда прыгал выше. Не повторился ни в одном спектакле. Любил говорить: «Я не знаю, кем и каким буду сегодня, какое у меня будет настроение на сцене». Утонченный, изысканный, ранимый, он мог быть и совсем иным — поражать блеском пируэтов, темпераментом, темпом, виртуозностью. Он одним из первых на свердловской сцене отказался от париков, длинных мужских платьев, обилия грима — все естественно, все натурально, ничего лишнего, стесняющего. В прыжке его гибкое тело казалось невесомым. Его танец растворялся в стихии музыки, раскрывая и подчеркивая ее мельчайшие оттенки. Линия его танца — безупречна, словно повторяет абрис античных статуй и фресок. «Удивляла пластика его движений — властная и мягкая одновременно, необыкновенно певучая. Длинные, плавные линии его тела сливались с музыкой, продолжали ее. Казалось, что не танцовщик шел за мелодией, а музыка рождалась его движениями. В знаменитом адажио из второго акта «Лебединого озера», когда он склонялся над распростертой Одеттой, всю музыку исполняли его руки», — вспоминают о Косте его постаревшие поклонницы. Точнее — не вспоминают, просто говорят. Потому что он с ними навсегда.
Кому довелось общаться с Брудновым, рассказывают, что в его душе жила творческая независимость истинного художника, временами вырывавшаяся в дерзость, в бунтарство. Он мог выскочить на сцену не в костюме Базиля — ярком и красочном, а в обычном черном трико, лишь повязав яркий платочек на шею. И с ходу бесшабашно станцевать вариацию. После спектакля ему за это попадало, а зал ревел от восторга. Вслед за Нижинским и Нуриевым он доказал, что мужской танец может затмить женский. Доказал, что балет — не только виртуозное сочетание па, прыжков, вариаций, но и глубокий драматический спектакль, в котором можно и нужно любить, ревновать, страдать, прощать — жить. Он всегда танцевал то, что чувствовал. Одна из поклонниц, не пропустившая ни одного спектакля, рассказала: «Второй акт «Жизели». Он идет к могиле любимой, полный раскаяния, жалости, прижимая к груди белые лилии... И вдруг чувствую, что идет он как-то не так, как всегда. После спектакля спрашиваю: «Костя, сегодня ты шел по-особенному?» Отвечает: «А ты разве не слышала, что на мой выход сегодня играла виолончель, а не скрипка? Поэтому я и изменил движения. Я шел под виолончель».
Уже сменились поколения танцовщиков, но совершенство Бруднова для многих остается эталоном. Талант не только награда свыше, это и жестокое, смертельное испытание. Божий дар его обладателю редко когда прощают. Балерины в театре Костю обожали, мечтая выйти с ним в паре. Мужчины... Можно лишь догадываться, что творилось в душах вчерашних премьеров, когда пришел такой умопомрачительно красивый и бесконечно талантливый. Один из них, покинув сцену, годы спустя, не удержался, признался: «Как же я тебя ненавидел...»
Если отбросить эмоции поклонников, в чем феноменальность танца Бруднова? «Прекрасные прыжки, великолепные руки — это, согласитесь, есть у многих танцовщиков. И как ни удивительно, многие ходят смотреть именно на это. Но это же только цирк.
Бруднов — прежде всего, личность. Это был его Зигфрид, его Альберт, его Хулиган. Я их, поверьте, насмотрелся за свою жизнь. И чаще всего закрывался занавес — и заканчивалась история. А Костя принадлежал к тому редкому исключению, когда занавес опускался, а история Бруднова и его Принца продолжалась», — говорит балетовед Олег Петров.
«У Кости было редкое сочетание техники и артистизма. Он обладал потрясающей особенностью приковывать к себе внимание, еще ничего не делая. Представьте себе, открывается занавес, стоят все артисты, и он среди них. Он сделал лишь малейший поворот головы, еще нет никаких прыжков, а от него уже невозможно оторвать взгляд. Достаточно было движения глаз, шага по сцене, и возникало ощущение, что перед тобой громадная личность, от которой совершенно невозможно оторваться. То же самое я испытал, когда впервые увидел в театре Иннокентия Смоктуновского, стоявшего в глубине сцены. Магнетизм личности Константина Бруднова сравним со Смоктуновским в момент появления на публике. А уж когда он прыгал, проносился по сцене! Ощущение невероятной значительности! За каждым его движением вырисовывалась невероятно глубокая личность, и было дико интересно смотреть, наблюдать за ее развитием. Два магнетизма одного явления, еще ничего не происходит, а ты понимаешь, что перед тобой мощная глубина чувств». Таким вспоминает танцовщика наш замечательный художник-мыслитель Виталий Волович. От сумасшедшей, стремительно взлетевшей славы Константина Бруднова остались только черно-белые фотографии, которыми была увешана вся стена в его последней квартире. Ни на киностудии, ни на телевидении не сохранилось ни единого кадра, запечатлевшего танец Бруднова. Выдающийся танцовщик с драматической судьбой, рано покинувший сцену и ушедший из жизни, созданный природой для балета, артист с особой внутренней озаренностью, словно через него говорил сам Бог...
Наталья Подкорытова
Подробнее на Кино-Театр.РУ https://www.kino-teatr.ru/teatr/acter/m/sov/388634/bio/
